Дух Хлестакова в Брейвике.
Sep. 1st, 2015 08:37 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
contemplatorПод корень выложил статью о Брейвике.
Смысл статьи в том, что Андерс Брейвик - плоть от плоти современной европейской цивилизации, "эталонный европейский обыватель". У Брейвика была хорошая, сытая жизнь – работа, собственная фирма, девушки, относительно благополучная семья. Его взгляды нельзя охарактеризовать иначе, как мешанину, которая обычно свойственна людям очень поверхностным. Член неолиберальной «Партии Прогресса», масон, консерватор, резкий противник национал-социализма, одно время он был протестантом, а потом взбунтовался и стал критиковать протестантов. Брейвик постоянно менял убеждения. В нём нет твёрдого "стержня", выдержанной линии, последовательности. Эдакий кузнечик-"попрыгунчик", "Фигаро здесь, Фигаро там", "наш пострел везде поспел".
Набор героев тоже понятен – Адам Смит, антифашист Макс Манус, Черчилль и Путин. В огромном Манифесте Брейвик цитирует Мао, эко-террориста Качинского, Николая I – в общем, всех. Пророчит конец капитализму и культурному марксизму. Однако странно – вроде и против Брейвик культурного марксизма, но в тоже время с удовольствием пляшет хип-хоп, танец глобалистский, танец негритянский и танец продвигаемый МТV. То есть, ознакомившись со взглядами Брейвика, мы понимаем, что это оксюморон, несочетаемая солянка. То есть это, опять же, стандартный набор обывателя: исламофобия, путинофилия, консервативные ценности и сонм конспирологических теорий.
Да вот как сам Брейвик выстраивает иерархию своих ценностей: «Музыка — самое первое, второе - Цель в жизни, третье – моя собственность и предпочтения (перечисляются мой Ipod, автомобиль), к которой наиболее привязан, четвёртое — созданный мною стиль, пятое – туалетная вода, на шестом месте — спорт, на седьмом – любимая футбольная команда, на восьмом — юмористические передачи, девятое – различные национальные кухни, десятое — кино, одиннадцатое место – архитектура и пособия по дизайну интерьера, двенадцатое — пиво, тринадцатое – сладкий алкоголь, четырнадцатый приоритет – книги».
Не считая «цели», которая стоит на втором месте, приоритеты Брейвика – это ipod, бухло, юмористические передачи, туалетная вода, в общем-то, типичный набор образованного горожанина. Брейвик – не фанатик. И не зомби. И не одурманен ничем противоположным. Наоборот, он нормален, обычен, ничем не примечателен – ни умом, ни внешностью, ни харизмой. Нормальны его политические взгляды. И внешность нормальна. И жизнь. Брейвик вообще до странности нормален.
Увидел я этот "портрет" Брейвика и подумал: "Бааа! Да это же - Хлестаков! Как есть Хлестаков!"
Дмитрий Мережковский в своём исследовании "Гоголь и чёрт" пишет: "Два главных героя Гоголя — Хлестаков и Чичиков — суть два современных русских лица, две ипостаси вечного и всемирного зла — «бессмертной пошлости людской». По слову Пушкина, то были двух бесов изображенья.
Гоголь, первый, увидел чёрта без маски, увидел подлинное лицо его, страшное не своей необычайностью, а обыкновенностью, пошлостью; первый понял, что лицо чёрта есть не далёкое, чуждое, странное, фантастическое, а самое близкое, знакомое, реальное «человеческое, слишком человеческое» лицо, лицо толпы, лицо, «как у всех», почти наше собственное лицо в те минуты, когда мы не смеем быть сами собой и соглашаемся быть, «как все».
Мережковский пишет: "В качестве реальной величины в государстве Хлестаков — ничтожество: «один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими». Собственный лакей его, дурак и плут Осип, презирает барина: «Добро бы было в самом деле что-нибудь путное, а то ведь елистратишка простой».
«Хлестаков, — определяет Гоголь, — есть человек ловкий, совершенный comme il faut, умный, даже, пожалуй, добродетельный», — ну, конечно, не слишком умный и добродетельный, но зато и не слишком глупый и злой. У него самый обыкновенный ум, самая обыкновенная — общая, легкая, «светская совесть». В нем есть все, что теперь в ход пошло и что впоследствии окажется пошлым. «Одет по моде», и говорит, и думает, и чувствует по моде. «Он принадлежит к тому кругу, который, по-видимому, ничем не отличается от прочих молодых людей», — замечает Гоголь. Он, как все: и ум, и душа, и слова, и лицо у него, как у всех. В нем, по глубокому определению опять-таки самого Гоголя, ничего не означено резко, то есть определенно, окончательно, до последнего предела, до конца. Сущность Хлестакова именно в этой неопределенности, неоконченности. «Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли» — не способен сосредоточить, довести до конца ни одну из своих мыслей, ни одно из своих чувств. «У меня, — признается он, — легкость в мыслях необыкновенная». Не только в мыслях, но и в чувствах, в действиях, в словах, даже в «тоненьком, худеньком теле», во всем существе его «необыкновенная легкость»: весь он точно «ветром подбит», едва земли касается — вот-вот вспорхнет и улетит. Для него и в нем самом нет ничего трудного, тяжелого и глубокого — никаких задержек, никаких преград между истиной и ложью, добром и злом, законным и преступным; он даже не «преступает», а перелетает благодаря этой своей окрыляющей легкости через «все черты и все пределы». Величайшие мысли человечества, которые давят его целые века своей тяжестью, попадая в голову Хлестакова, становятся вдруг легче пуха.
Таких "легковесных" людей, как Хлестаков или Брейвик, может занести куда угодно. Они с "необыкновенной лёгкостью" могут оказаться и в рядах боевиков ИГИЛа, и среди бюрократии какого-нибудь европейского госдепартамента. В политике сейчас много "хлестаковых", и Брейвик среди них ничем особо и не выделялся бы. Его могли бы и "продвинуть" вверх по служебной лестнице, как Хлестакова: «Иван Александрович, ступайте департаментом управлять». — «Извольте, господа, я принимаю должность, я принимаю, так и быть, только уж у меня: ни, ни, ни! уж у меня ухо востро! уж я…» «Меня сам государственный совет боится».
Особенно интересно то, что чиновники уездного городка, в который заехал Хлестаков, оказались такими же полными ничтожествами. Человек мудрый, духовно одарённый, сразу бы "раскусил" Хлестакова, но чиновники - слепы из-за своего дремучего невежества. «Что за черт!» — недоумевает городничий, «протирая глаза», словно просыпаясь. И перед самой катастрофой, уже проснувшись: «До сих пор не могу прийти в себя. Вот подлинно, если Бог хочет наказать, то отнимет прежде разум». — «Уж как это случилось, — изумляется Артемий Филиппович, беспомощно „расставив руки“, — хоть убей, не могу объяснить. Точно туман какой-то ошеломил, черт попутал». «Ничего не вижу, — стонет городничий, ошеломленный туманом. — Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего».
Страшно то, что Брейвик убил 70 человек. Но ещё более страшно то, что Брейвик может и до власти добраться! И будет трепаться каждый день, как Хлестаков: «Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельмарш… (поскальзывается и чуть-чуть не падает на пол, но с почтением поддерживается чиновниками)».
Сколько бед уже принесли человечеству эти "фельдмаршалы" с незаконченным средним образованием, с незаконченной духовной семинарией!
Смысл статьи в том, что Андерс Брейвик - плоть от плоти современной европейской цивилизации, "эталонный европейский обыватель". У Брейвика была хорошая, сытая жизнь – работа, собственная фирма, девушки, относительно благополучная семья. Его взгляды нельзя охарактеризовать иначе, как мешанину, которая обычно свойственна людям очень поверхностным. Член неолиберальной «Партии Прогресса», масон, консерватор, резкий противник национал-социализма, одно время он был протестантом, а потом взбунтовался и стал критиковать протестантов. Брейвик постоянно менял убеждения. В нём нет твёрдого "стержня", выдержанной линии, последовательности. Эдакий кузнечик-"попрыгунчик", "Фигаро здесь, Фигаро там", "наш пострел везде поспел".
Набор героев тоже понятен – Адам Смит, антифашист Макс Манус, Черчилль и Путин. В огромном Манифесте Брейвик цитирует Мао, эко-террориста Качинского, Николая I – в общем, всех. Пророчит конец капитализму и культурному марксизму. Однако странно – вроде и против Брейвик культурного марксизма, но в тоже время с удовольствием пляшет хип-хоп, танец глобалистский, танец негритянский и танец продвигаемый МТV. То есть, ознакомившись со взглядами Брейвика, мы понимаем, что это оксюморон, несочетаемая солянка. То есть это, опять же, стандартный набор обывателя: исламофобия, путинофилия, консервативные ценности и сонм конспирологических теорий.
Да вот как сам Брейвик выстраивает иерархию своих ценностей: «Музыка — самое первое, второе - Цель в жизни, третье – моя собственность и предпочтения (перечисляются мой Ipod, автомобиль), к которой наиболее привязан, четвёртое — созданный мною стиль, пятое – туалетная вода, на шестом месте — спорт, на седьмом – любимая футбольная команда, на восьмом — юмористические передачи, девятое – различные национальные кухни, десятое — кино, одиннадцатое место – архитектура и пособия по дизайну интерьера, двенадцатое — пиво, тринадцатое – сладкий алкоголь, четырнадцатый приоритет – книги».
Не считая «цели», которая стоит на втором месте, приоритеты Брейвика – это ipod, бухло, юмористические передачи, туалетная вода, в общем-то, типичный набор образованного горожанина. Брейвик – не фанатик. И не зомби. И не одурманен ничем противоположным. Наоборот, он нормален, обычен, ничем не примечателен – ни умом, ни внешностью, ни харизмой. Нормальны его политические взгляды. И внешность нормальна. И жизнь. Брейвик вообще до странности нормален.
Увидел я этот "портрет" Брейвика и подумал: "Бааа! Да это же - Хлестаков! Как есть Хлестаков!"
Дмитрий Мережковский в своём исследовании "Гоголь и чёрт" пишет: "Два главных героя Гоголя — Хлестаков и Чичиков — суть два современных русских лица, две ипостаси вечного и всемирного зла — «бессмертной пошлости людской». По слову Пушкина, то были двух бесов изображенья.
Гоголь, первый, увидел чёрта без маски, увидел подлинное лицо его, страшное не своей необычайностью, а обыкновенностью, пошлостью; первый понял, что лицо чёрта есть не далёкое, чуждое, странное, фантастическое, а самое близкое, знакомое, реальное «человеческое, слишком человеческое» лицо, лицо толпы, лицо, «как у всех», почти наше собственное лицо в те минуты, когда мы не смеем быть сами собой и соглашаемся быть, «как все».
Мережковский пишет: "В качестве реальной величины в государстве Хлестаков — ничтожество: «один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими». Собственный лакей его, дурак и плут Осип, презирает барина: «Добро бы было в самом деле что-нибудь путное, а то ведь елистратишка простой».
«Хлестаков, — определяет Гоголь, — есть человек ловкий, совершенный comme il faut, умный, даже, пожалуй, добродетельный», — ну, конечно, не слишком умный и добродетельный, но зато и не слишком глупый и злой. У него самый обыкновенный ум, самая обыкновенная — общая, легкая, «светская совесть». В нем есть все, что теперь в ход пошло и что впоследствии окажется пошлым. «Одет по моде», и говорит, и думает, и чувствует по моде. «Он принадлежит к тому кругу, который, по-видимому, ничем не отличается от прочих молодых людей», — замечает Гоголь. Он, как все: и ум, и душа, и слова, и лицо у него, как у всех. В нем, по глубокому определению опять-таки самого Гоголя, ничего не означено резко, то есть определенно, окончательно, до последнего предела, до конца. Сущность Хлестакова именно в этой неопределенности, неоконченности. «Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли» — не способен сосредоточить, довести до конца ни одну из своих мыслей, ни одно из своих чувств. «У меня, — признается он, — легкость в мыслях необыкновенная». Не только в мыслях, но и в чувствах, в действиях, в словах, даже в «тоненьком, худеньком теле», во всем существе его «необыкновенная легкость»: весь он точно «ветром подбит», едва земли касается — вот-вот вспорхнет и улетит. Для него и в нем самом нет ничего трудного, тяжелого и глубокого — никаких задержек, никаких преград между истиной и ложью, добром и злом, законным и преступным; он даже не «преступает», а перелетает благодаря этой своей окрыляющей легкости через «все черты и все пределы». Величайшие мысли человечества, которые давят его целые века своей тяжестью, попадая в голову Хлестакова, становятся вдруг легче пуха.
Таких "легковесных" людей, как Хлестаков или Брейвик, может занести куда угодно. Они с "необыкновенной лёгкостью" могут оказаться и в рядах боевиков ИГИЛа, и среди бюрократии какого-нибудь европейского госдепартамента. В политике сейчас много "хлестаковых", и Брейвик среди них ничем особо и не выделялся бы. Его могли бы и "продвинуть" вверх по служебной лестнице, как Хлестакова: «Иван Александрович, ступайте департаментом управлять». — «Извольте, господа, я принимаю должность, я принимаю, так и быть, только уж у меня: ни, ни, ни! уж у меня ухо востро! уж я…» «Меня сам государственный совет боится».
Особенно интересно то, что чиновники уездного городка, в который заехал Хлестаков, оказались такими же полными ничтожествами. Человек мудрый, духовно одарённый, сразу бы "раскусил" Хлестакова, но чиновники - слепы из-за своего дремучего невежества. «Что за черт!» — недоумевает городничий, «протирая глаза», словно просыпаясь. И перед самой катастрофой, уже проснувшись: «До сих пор не могу прийти в себя. Вот подлинно, если Бог хочет наказать, то отнимет прежде разум». — «Уж как это случилось, — изумляется Артемий Филиппович, беспомощно „расставив руки“, — хоть убей, не могу объяснить. Точно туман какой-то ошеломил, черт попутал». «Ничего не вижу, — стонет городничий, ошеломленный туманом. — Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего».
Страшно то, что Брейвик убил 70 человек. Но ещё более страшно то, что Брейвик может и до власти добраться! И будет трепаться каждый день, как Хлестаков: «Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельмарш… (поскальзывается и чуть-чуть не падает на пол, но с почтением поддерживается чиновниками)».
Сколько бед уже принесли человечеству эти "фельдмаршалы" с незаконченным средним образованием, с незаконченной духовной семинарией!
