![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
contemplatorОригинал взят у
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif){kind=small}
tumbalele в Два племениПлемя Ик (или, как их называли соседи, тесо) столетиями кочевало в поисках пищи по обширному засушливому району, который в настоящее время расположен на границах Уганды, Кении и Судана. Это было охотничье племя, с размеренным образом жизни, четко установленными иерархией и ролями. Даже раздел Африки между европейскими колониальными державами не сильно сказался на образе жизни племени.
Однако, в период 1950-1960- х гг., когда африканские колонии обрели независимость, охотничья территория племени была поделена между тремя странами. Границы оказались закрыты, а часть территорий отдали под национальные парки, где охота была запрещена. В конце концов это архаическое племя было вытеснено в бесплодную горную местность, где трудно раздобыть и пищу, и воду. Ик пытались заниматься террасным земледелием, контрабандой, похищением скота, но все тщетно – численность племени неуклонно уменьшалась. И, в конце концов, на фоне не прекращающихся бедствий, в племени разразилась психологическая катастрофа.
Пытаясь выжить, племя начало сознательно ограничивать собственную численность. Они говорили: «Зачем кормить престарелых? Они все равно умрут, а пользы от них никакой, они даже не могут больше дать нам детей». И Ик обрекали стариков на смерть, не давая им пищи, а старики были слишком слабы, чтобы найти пропитание в этих трудных условиях, где вода и пища находились на расстоянии нескольких дней ходьбы, и для передвижения в скалистых горах нужна была сила и ловкость. И старики умирали — в домах или на открытом воздухе. Но и этого было мало, и Ик говорили: «Зачем кормить молодых? Если они не могут сами позаботиться о себе, то они все равно не выживут. Во всяком случае, у нас, если понадобится, может быть больше детей, поэтому именно мы (то есть группа способных к деторождению) и должны иметь пищу и оставаться в живых». Так и получилось, что группа здоровых и сильных выживала, а старики и молодые умирали, если не считать тех детей, у которых была особая способность к выживанию.
Охотники, которым посчастливилось найти добычу, сначала наедались до отвала, а остатки дичи относили на продажу к ближайшему полицейскому посту. Делиться с семьей – это была великая глупость. Заботиться о ближнем – слишком большая роскошь. Матери, когда оканчивался период грудного вскармливания, мало интересовались судьбой своих детей. По достижении трехлетнего возраста их просто выбрасывали из дома, предоставляя самим себе.
Что делали дети? Сбивались в разновозрастные группы (от 3 до 7 лет и от 8 до 12), чтобы отбиваться от других аналогичных банд детей. Яростная борьба банд за пищу и воду не прекращалась ни на день. Разумеется, первыми жертвами были старики, и так оставленные на произвол судьбы: у них забирали одежду, и даже вырывали еду изо рта. Но главными врагами детей были… бабуины – шла конкуренция за плоды с деревьев.
У людей племени Ик было трудно обнаружить какие-либо эмоции. Они поступали так, словно им было важно НЕ любить кого-то. Тернбулл писал впоследствии: «Я видел мало того, что хотя бы с натяжкой мог назвать привязанностью. Я видел вещи, от которых мне хотелось плакать… Но никогда не видел никого из людей племени Ик близких к слезам или горю – только детские слезы от гнева, злости и ненависти… Я не обнаружил таких признаков семейной жизни, какие встречаются почти везде в остальном мире. Я не встречал проявлений любви с ее готовностью к самопожертвованию, любви, осознающей и принимающей тот факт, что мы не полны сами по себе, но нуждаемся в объединении с другими».
Тернбулл не был исключением – с ним общались так же, как и с другими. Издевались, разговаривали на языке, который он не знал, молчали. Они получали удовольствие от того, что другому – хуже. Главное эмоциональное состояние – это злорадство. Стариков, уже ползающих, а не ходящих, от немощи и недоедания, пинали в качестве развлечения. Ик могли наблюдать за ребенком, подползающим к огню, не останавливая его и даже не пытаясь предупредить, а с нетерпением ожидая момента, когда он коснется пламени. Плач обожженного ребенка заглушался хохотом.
Находясь в таком психологическом поле, Тернбулл поймал себя на том, что сам стал обнаруживать у себя поведение, аналогичное поведению Ик. Хронически плохое настроение, стремление к изоляции и молчанию, удовольствие от того, что он прогоняет всех и садится за еду в одиночестве. Зная при этом, что те, кого он выгнал, думали о еде, им недоступной, и испытывая от этого удовлетворение.
Когда стало известно о голоде, власти создали комитет помощи голодающим, что было правильным и нормальным решением. Но условия-то были ненормальные, и в результате жирные становились еще жирнее, ибо только у них хватало сил спуститься с гор и получить помощь комитета. Даже когда припасы посылали по горным опасным дорогам поближе к месту обитания Ик, только у здоровых людей хватало сил получить продукты. К тому времени старики уже умерли, в живых остались даже немногие сорокалетние, погибли и слабые дети. И все же продукты они распределяли по своей системе, снабжая ими тех, кто, на первый взгляд, меньше всего нуждался в помощи. Узнав о существовании комитета помощи голодающим, Ик вообще перестали работать на полях. И даже через год, когда был получен хороший урожай, Ик оставили поля на произвол судьбы, лишь бы получать продукты от комитета. Такое паразитическое существование им казалось куда удобнее… Ирония заключается в том, что, руководствуясь гуманными соображениями, правительство обрекло Ик на бесчеловечное существование.
Народности Ладакха.
По сравнению с племенем Ик народности северного индийского района Ладакх относятся к противоположному, «здоровому» полюсу. На этот полюс обратил внимание английский психотерапевт Р.Скиннер. Район Ладакх долгое время был закрыт для туристов из «большого мира», и культура сохраняла традиционные черты (тибетский буддизм).
В середине 1970-х годов в этот регион стала приезжать антрополог Хелен Норберг-Ходж. Увиденное ее поразило: люди Ладакха казались самыми счастливыми людьми из всех, кого когда-либо встречала Хелен. Другие исследователи отмечали то же: дружелюбие, открытость, радость. При том, что этому обществу была присуща иерархия, существовала своя аристократия. Однако уважение к другому основывалось не на статусе, а на его личностных особенностях. По словам ряда экспертов, люди Ладакха сумели найти равновесие между личностной независимостью и чувством ответственности между обществом.
В Ладакхе знают любовь и дружбу, но они, по словам Норберг-Ходж, «не такие напряженные и связывающие, не подразумевающие собственничества одного человека над другим». Разумеется, это не идеальное общество. Среди людей Ладакха были споры и ссоры, брачные и дружеские союзы иногда распадаются. Просто эти конфликты улаживаются миром, без затяжных ссор и войн. Иногда – ценой сильного внутреннего напряжения, т.к. перспектива оказаться неспособным ответить на какой-то благородный поступок вызывает беспокойство (ты окажешься не таким «хорошим», как другой человек… Тем не менее, исследователи и посетители Ладакха в 1970-80-е годы (когда этот район стал открытым) хором говорят об открытости, честности, дружелюбии и спокойной безмятежности жителей этого района. Это были люди, живущие по сравнению с Западом бедной жизнью, но в искусстве контакта с ближним они явно преуспели больше, чем капиталистический Запад или «социалистический» СССР.
Но… По мере того, как Ладакх все ближе соприкасался с западной культурой, он начал претерпевать изменения – двигаться в том же направлении, куда низверглось племя Ик. Чувство самоуважения при встрече с западными туристами стало падать – люди Ладакха стали осознавать свою материальную нищету, и стыдиться этого. За стыдом пришла агрессия, воровство, зацикленность на деньгах и материальных вещах. Эта зацикленность, кстати, характерна для ВСЕХ культур, попавших в психологическое поле современной глобальной цивилизации. Так , в последнем номере National Geographic описано племя бразильских индейцев-каяпо, совершенно беззастенчиво живущее за счет паразитизма и подачек от белых, относящееся к гостю в зависимости от количества врученных подарков (15 кг. кофе, 70 кг. риса, 15 л. масла, 30 кг. сахара, 300 л. бензина… ботинки, шлепанцы, ножи, фонарики… - список подарков, и не один, заранее вручается «гостю»)… Люди Ладакха стали агрессивными, подавленными, появился даже алкоголизм – дело невиданное еще 40 лет назад.
У Ик и Ладакх есть один общий момент: они столкнулись с изменением условий своего проживания. У Ик оно было драматическим, у Ладакх – мягким и щадящим. Но в обоих случаях люди стали меняться, и не в лучшую сторону. И куда бы мы не посмотрели – такой процесс происходит практически со всеми некогда закрытыми обществами. Дело в какой-то особо порочной западной культуре? Но… Одно из племен пигмеев-мбути, охотившихся в джунглях Тропической Африки, правительство молодой республики Заир (Конго) решило приучить к земледелию. О результате пишет все тот же Тернбулл: К счастью, эксперимент распространялся лишь на немногих пигмеев, но и то, когда их попытались поселить в постоянных деревнях, это привело к болезням и смерти, так как проверенная в лесных условиях система гигиены оказалась совершенно непригодной для оседлой жизни в деревне. Точно так же общественная организация, отвечавшая условиям кочевой охотничьей жизни, оказалась абсолютно неэффективной в новых условиях, и пигмеи стали сварливыми, аморальными (как по их стандартам, так и по обычным крестьянским стандартам), вороватыми и жуликоватыми паразитами. Они катились вниз по примеру Ик, так как не могли выжить в том новом мире, в который их загнали.
Похоже, дело не в западной культуре. А в том, что наша психика – это не некое автономное образование. Она – производное от множества факторов, которые в совокупности составляет мощное психологическое поле. Причем поле это выстраивается из множества контактов людей друг с другом и с окружающей средой. И наше «Я» - производное от этого поля, пронизанного тысячами контактов-взаимосвязей. Мы есть то, что мы делаем, и то, что мы делаем, формирует нас. Сплошная взаимозависимость. Разрушение этого поля приводит к тотальной дезинтеграции и у большинства людей – к частичному распаду прежнего «Я», которое всегда было связано невидимыми нитями со множеством других «Я». Чем меньше этих связей – тем сильнее отчуждение.
В России XX века это психологическое поле разрушалось ДВАЖДЫ.
