Монтанисты (3).
May. 31st, 2016 10:11 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
contemplatorПродолжение. Начало см.: Монтанисты (1), Монтанисты (2).
Епископы кафолической Церкви начали борьбу с монтанизмом. Но бороться было очень трудно: в монтанистах вспыхнуло столько святости, веры, жертвенности, столько всего того, чем вдохновлялась и жила сама Церковь! Духовно-нравственные идеалы монтанизма были таковы, что их и сама кафолическая Церковь считала своими же идеалами. Не только о Троице или о боговоплощении монтанисты предлагали то же учение, что и кафолическая Церковь, но и по всем другим догматическим вопросам учили согласно с церковным Преданием. Именно поэтому с монтанистами не велись теоретические богословские споры, - по большому счёту, спорить было не о чем. Монтанистов только с великой натяжкой можно назвать еретиками. Это было не еретическое движение, а скорее движение за сохранение подвижнических форм церковной жизни, характерных для раннего христианства. Монтанисты - это "старообрядцы" lll века. Они только возрождали обычаи и богослужебную практику первых христиан.
Несмотря на то, что центр тяжести учения монтанистов лежит в нравственной области церковной жизни, он представляет всё-таки значительную аналогию с гностицизмом. Гносис расширял источники христианского вероучения, предлагая высшие сравнительно с церковно-каноническими "тайные" евангелия. Равным образом, признавая все канонические книги, содержащиеся в Церкви, монтанизм хотел дополнить церковное откровение новыми источниками, именно всеми теми пророчествами, которые сообщает Параклет через своих пророков. Известно, что пророчества Монтана и других пророков были записываемы; со слов пророка и мученика Фемисона было написано "соборное послание" церквам Малой Азии; таким образом постепенно составился дополнительный перечень новозаветных писаний, на который монтанисты ссылались, как и на другие канонические книги св. Писания. Можно с большой долей уверенности сказать, что книги монтанистов были написаны в евангельском духе и освещали преимущественно аскетическо-мистическую сторону учения Христа. Этакое "Добротолюбие" lll века. Но, расширив и углубив новозаветное провозвестие, монтанизм стал относиться к кафолической Церкви так же, как гностицизм. Оба эти движения не столько отрицали епископальную Церковь, не столько противополагали себя ей, как заблуждающейся Церкви, сколько ставили себя над нею, невольно признавая у себя высшие истины, а в Церкви - только низшие. Замечательно, что монтанисты, как и гностики, называли себя "пневматиками", т. е. духовными, spirituales, а членов кафолической Церкви - "психиками", душевными. Таким образом, для них кафолическая Церковь была не столько погрешающею паротив Истины, сколько Церковью не доросшею до обретения полноты Истины. Она остановилась на той степени своего исторического развития, которая для гностиков и монтанистов была ступенью пройденною.
Основное, что вызывало тревогу епископов, - это попытка возрождения в христианских общинах древней пророческой традиции. Епископская власть, охраняя свой авторитет, должна была опасаться мистических идей, вновь возбуждавших вопрос о безграничной духовной свободе, о непосредственном излиянии божественной благодати на особых избранников, помимо иерархического начала. Известно, что Сотас, епископ Анхиальский (во Фракии) пытался прибегнуть к заклинаниям против Присциллы, а два фригийских епископа - Зотик Команский и Юлиан Апамейский - отправились в Пепузу, чтобы обличить "беса", якобы пребывавшего в Максимилле. Но попытки эти не удались, благодаря дружному сопротивлению монтанистов. Тогда были собраны поместные соборы епископов, которые должны были осудить учение Монтана. Таким образом возникла новая форма объединения церквей - соборы, сыгравшие огромную роль в выработке христианской догматики. Те епископы, которые не могли участвовать в соборах, были опрошены письменно; так было получено осуждение Монтана от "лионских мучеников", которые находились в темницах. Лионские мученики отнеслись сочувственно к подвижническому образу жизни монтанистов, но осудили самого Монтана за раскол в Церкви. Монтан был отлучён от Церкви и вскоре умер; монтанизм же продолжал распространяться.
После смерти Монтана борьба епископальной Церкви с монтанизмом приняла настолько острый характер, что некоторые епископы стали выдвигать против монтанистов самые чудовищные обвинения. Так, римский епископ Сотер (168 - 176 гг.) заявил, будто у монтанистов практикуется обряд кровопускания у детей, будто монтанисты во время своих трапез [1] используют кровь младенцев и совершают ритуальные убийства. Язычники рассказывали подобные "басни" о евреях, евреи - о христианах, а сами христиане достигли печального превосходства в оклеветании своих религиозных соперников, нравственная жизнь которых нередко отличалась чрезвычайной чистотой. Эти "басни" были расчитаны не столько на то, чтобы отвратить от монтанистов рядовых верующих (последние вряд ли могли воспринять их всерьёз, - они достаточно часто слышали подобные обвинения и в свой адрес от невежественных язычников), сколько на то, чтобы подставить христиан-монтанистов под удар со стороны римских властей, которые не преминут ухватиться за подобные выдумки, как предлог для разгрома монтанистских общин. Епископы, будучи не в состоянии сами одолеть пророков, пытались таким образом расправиться с ними руками римских легионеров. В лице монтанистов Церковь боролась со своим прошлым и в этой борьбе она впервые использовала государство: чиновников, доносчиков, солдат.
Несмотря на гонения, влияние монтанизма в Церкви в начале lll века возросло настолько, что в Малой Азии, Северной Африке, а также в Риме и в некоторых восточных провинциях Империи монтанистские общины получили преобладание. Праведниками, выставленными этой великой школой аскетизма, повсюду восхищались; было время, когда римского епископа Элевтера (176 - 189 гг.) отговаривали от публичного признания монтанистских пророчеств; также и римский епископ Зеферин (202 - 218 гг.) готов был признать боговдохновенность пророчеств Монтана и его сподвижниц - Присциллы и Максимиллы. Многие епископы, не признавая исходного пункта монтанизма, тем не менее очень дорожили практическими следствиями этого движения в смысле повсеместного повышения духовно-нравственного уровня христиан. Однако иерархическая организация Церкви для епископов оказалась важнее этого, и поместный собор иконийский (вторая четверть lll века) постановил даже обращающихся из монтанизма в епископальную Церковь принимать не иначе, как через перекрещивание. Так мечты монтанистов о высшем совершенстве, о духовной Церкви, разбились о "здравый смысл" постановлений собора. Кафолическая Церковь признала достижение совершенства делом личной свободы каждого христианина, а не предметом ветхозаветно-строгих церковных предписаний. Таким образом, духовенство доказало, что оно вовсе не духовное, не духо-носное, ибо, раз оно не стремится к евангельскому совершенству (а, наоборот, преследует носителей Духа и Его даров), то оно не имеет морального права называться "светом миру" и "солью земли".
Движение монтанистов, то разгораясь, то затухая, просуществовало довольно долго, захватывая в среду своего влияния наиболее ревностных христиан; только в Vl веке император Юстиниан (византийский антихрист типа нашего Петра Великого) запретил им устраивать совместные трапезы, а в целом монтанизм продержался в Восточной Римской империи до Vlll века [2].
(Продолжение см. Монтанисты (4).)
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
[1] Монтанисты возобновили собрания христиан с общими трапезами после богослужения - раннехристианская практика, от которой кафолические христианские общины давно отказались, заменив их собраниями для молений и выслушивания проповедей епископов. Однако простой народ по-прежнему предпочитал собрания, происходившие в предместьях городов, близ могил мучеников. Там допускались агапы, на которых, вопреки увещаниям духовенства, не исключалось известное веселье (иногда и чрезмерное).
[2] В 724 году византийский император Лев Исаврийский издал закон, принуждавший монтанистов принимать православие. (Это после того, как император Юстиниан объявил, что «император для Церкви является верховным учителем веры»; он сохранял за собой права верховного арбитра в вопросах догматики и литургики; он направлял по своему произволу деятельность церковных соборов, устанавливал религиозные догматы, вмешивался в богословские споры, диктуя свою волю там, где нужно было примирить враждующие партии.) Применение этого закона сопровождалось такими насилиями и репрессиями, что многие монтанисты сжигали себя заживо в своих молитвенных домах (как позднее - русские старообрядцы).
Епископы кафолической Церкви начали борьбу с монтанизмом. Но бороться было очень трудно: в монтанистах вспыхнуло столько святости, веры, жертвенности, столько всего того, чем вдохновлялась и жила сама Церковь! Духовно-нравственные идеалы монтанизма были таковы, что их и сама кафолическая Церковь считала своими же идеалами. Не только о Троице или о боговоплощении монтанисты предлагали то же учение, что и кафолическая Церковь, но и по всем другим догматическим вопросам учили согласно с церковным Преданием. Именно поэтому с монтанистами не велись теоретические богословские споры, - по большому счёту, спорить было не о чем. Монтанистов только с великой натяжкой можно назвать еретиками. Это было не еретическое движение, а скорее движение за сохранение подвижнических форм церковной жизни, характерных для раннего христианства. Монтанисты - это "старообрядцы" lll века. Они только возрождали обычаи и богослужебную практику первых христиан.
Несмотря на то, что центр тяжести учения монтанистов лежит в нравственной области церковной жизни, он представляет всё-таки значительную аналогию с гностицизмом. Гносис расширял источники христианского вероучения, предлагая высшие сравнительно с церковно-каноническими "тайные" евангелия. Равным образом, признавая все канонические книги, содержащиеся в Церкви, монтанизм хотел дополнить церковное откровение новыми источниками, именно всеми теми пророчествами, которые сообщает Параклет через своих пророков. Известно, что пророчества Монтана и других пророков были записываемы; со слов пророка и мученика Фемисона было написано "соборное послание" церквам Малой Азии; таким образом постепенно составился дополнительный перечень новозаветных писаний, на который монтанисты ссылались, как и на другие канонические книги св. Писания. Можно с большой долей уверенности сказать, что книги монтанистов были написаны в евангельском духе и освещали преимущественно аскетическо-мистическую сторону учения Христа. Этакое "Добротолюбие" lll века. Но, расширив и углубив новозаветное провозвестие, монтанизм стал относиться к кафолической Церкви так же, как гностицизм. Оба эти движения не столько отрицали епископальную Церковь, не столько противополагали себя ей, как заблуждающейся Церкви, сколько ставили себя над нею, невольно признавая у себя высшие истины, а в Церкви - только низшие. Замечательно, что монтанисты, как и гностики, называли себя "пневматиками", т. е. духовными, spirituales, а членов кафолической Церкви - "психиками", душевными. Таким образом, для них кафолическая Церковь была не столько погрешающею паротив Истины, сколько Церковью не доросшею до обретения полноты Истины. Она остановилась на той степени своего исторического развития, которая для гностиков и монтанистов была ступенью пройденною.
Основное, что вызывало тревогу епископов, - это попытка возрождения в христианских общинах древней пророческой традиции. Епископская власть, охраняя свой авторитет, должна была опасаться мистических идей, вновь возбуждавших вопрос о безграничной духовной свободе, о непосредственном излиянии божественной благодати на особых избранников, помимо иерархического начала. Известно, что Сотас, епископ Анхиальский (во Фракии) пытался прибегнуть к заклинаниям против Присциллы, а два фригийских епископа - Зотик Команский и Юлиан Апамейский - отправились в Пепузу, чтобы обличить "беса", якобы пребывавшего в Максимилле. Но попытки эти не удались, благодаря дружному сопротивлению монтанистов. Тогда были собраны поместные соборы епископов, которые должны были осудить учение Монтана. Таким образом возникла новая форма объединения церквей - соборы, сыгравшие огромную роль в выработке христианской догматики. Те епископы, которые не могли участвовать в соборах, были опрошены письменно; так было получено осуждение Монтана от "лионских мучеников", которые находились в темницах. Лионские мученики отнеслись сочувственно к подвижническому образу жизни монтанистов, но осудили самого Монтана за раскол в Церкви. Монтан был отлучён от Церкви и вскоре умер; монтанизм же продолжал распространяться.
После смерти Монтана борьба епископальной Церкви с монтанизмом приняла настолько острый характер, что некоторые епископы стали выдвигать против монтанистов самые чудовищные обвинения. Так, римский епископ Сотер (168 - 176 гг.) заявил, будто у монтанистов практикуется обряд кровопускания у детей, будто монтанисты во время своих трапез [1] используют кровь младенцев и совершают ритуальные убийства. Язычники рассказывали подобные "басни" о евреях, евреи - о христианах, а сами христиане достигли печального превосходства в оклеветании своих религиозных соперников, нравственная жизнь которых нередко отличалась чрезвычайной чистотой. Эти "басни" были расчитаны не столько на то, чтобы отвратить от монтанистов рядовых верующих (последние вряд ли могли воспринять их всерьёз, - они достаточно часто слышали подобные обвинения и в свой адрес от невежественных язычников), сколько на то, чтобы подставить христиан-монтанистов под удар со стороны римских властей, которые не преминут ухватиться за подобные выдумки, как предлог для разгрома монтанистских общин. Епископы, будучи не в состоянии сами одолеть пророков, пытались таким образом расправиться с ними руками римских легионеров. В лице монтанистов Церковь боролась со своим прошлым и в этой борьбе она впервые использовала государство: чиновников, доносчиков, солдат.
Несмотря на гонения, влияние монтанизма в Церкви в начале lll века возросло настолько, что в Малой Азии, Северной Африке, а также в Риме и в некоторых восточных провинциях Империи монтанистские общины получили преобладание. Праведниками, выставленными этой великой школой аскетизма, повсюду восхищались; было время, когда римского епископа Элевтера (176 - 189 гг.) отговаривали от публичного признания монтанистских пророчеств; также и римский епископ Зеферин (202 - 218 гг.) готов был признать боговдохновенность пророчеств Монтана и его сподвижниц - Присциллы и Максимиллы. Многие епископы, не признавая исходного пункта монтанизма, тем не менее очень дорожили практическими следствиями этого движения в смысле повсеместного повышения духовно-нравственного уровня христиан. Однако иерархическая организация Церкви для епископов оказалась важнее этого, и поместный собор иконийский (вторая четверть lll века) постановил даже обращающихся из монтанизма в епископальную Церковь принимать не иначе, как через перекрещивание. Так мечты монтанистов о высшем совершенстве, о духовной Церкви, разбились о "здравый смысл" постановлений собора. Кафолическая Церковь признала достижение совершенства делом личной свободы каждого христианина, а не предметом ветхозаветно-строгих церковных предписаний. Таким образом, духовенство доказало, что оно вовсе не духовное, не духо-носное, ибо, раз оно не стремится к евангельскому совершенству (а, наоборот, преследует носителей Духа и Его даров), то оно не имеет морального права называться "светом миру" и "солью земли".
Движение монтанистов, то разгораясь, то затухая, просуществовало довольно долго, захватывая в среду своего влияния наиболее ревностных христиан; только в Vl веке император Юстиниан (византийский антихрист типа нашего Петра Великого) запретил им устраивать совместные трапезы, а в целом монтанизм продержался в Восточной Римской империи до Vlll века [2].
(Продолжение см. Монтанисты (4).)
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
[1] Монтанисты возобновили собрания христиан с общими трапезами после богослужения - раннехристианская практика, от которой кафолические христианские общины давно отказались, заменив их собраниями для молений и выслушивания проповедей епископов. Однако простой народ по-прежнему предпочитал собрания, происходившие в предместьях городов, близ могил мучеников. Там допускались агапы, на которых, вопреки увещаниям духовенства, не исключалось известное веселье (иногда и чрезмерное).
[2] В 724 году византийский император Лев Исаврийский издал закон, принуждавший монтанистов принимать православие. (Это после того, как император Юстиниан объявил, что «император для Церкви является верховным учителем веры»; он сохранял за собой права верховного арбитра в вопросах догматики и литургики; он направлял по своему произволу деятельность церковных соборов, устанавливал религиозные догматы, вмешивался в богословские споры, диктуя свою волю там, где нужно было примирить враждующие партии.) Применение этого закона сопровождалось такими насилиями и репрессиями, что многие монтанисты сжигали себя заживо в своих молитвенных домах (как позднее - русские старообрядцы).
