Раз уж зашла речь об инициациях, надо бы эту интереснейшую тему расширить и углубить, по мере возможности.
Прежде всего необходимо отметить, что женские инициации гораздо древнее мужских: настолько древнее, насколько матриархат древнее патриархата.
Основной идеей мифологии Великой Матери является "вечная жизнь" в смысле неопределённо долгого ("вечного") существования души, идея "относительной смерти", смерти "в её женском обличье", к которой применима точная и выразительная формула "Бхагавад-гиты": "Верно то, что тот, кто родился, - умрёт, и верно то, что тот, кто умер, - родится" (BG,VI,26,27). Именно такое отношение к феномену смерти является принципиальной чертой матриархальной мифологии.
Каждый вечер Солнушка погружается в недра Матери-Земли, и кажется, будто она совсем погибает, но на самом деле, она только, как Змея, сбрасывает старую шкуру и, как птица Феникс, возрождается из пепла, появляясь утром на востоке. И человек, подобно Солнцу, умирает, уходит в землю, но лишь для того, чтобы однажды, подобно зёрнышку пшеницы, вновь родиться.
Солнце всегда остаётся равным и тождественным самому себе, не ведая какого-либо качественного "становления". Луна же, напротив, - это светило, которое растёт, убывает и исчезает; светило, чья жизнь подчинена всеобщему закону рождения, изменения и смерти. Подобно человеку, Луна имеет свою собственную и весьма драматическую "историю", ибо её ущерб, как и дряхление человека, завершается "смертью". В течение трёх ночей звёздное небо остаётся безлунным, но за этой "смертью" всегда следует "возрождение": "молодой месяц", новолуние.
Интуитивное восприятие космических судеб Луны стало для архаичного сознания началом своеобразной антропологиии. В "жизни" Луны человек узнал самого себя - не только потому, что его собственная жизнь имела конец, но прежде всего потому, что "новолуние" придавало смысл его собственной жажде обновления, его надеждам на "возрождение". "Подобно тому, как умирает и воскресает Луна, оживём после смерти и мы", - провозглашали индейцы калифорнийского племени мутсунов во время церемоний, которые приурочены к новолунию.
Четырёхнедельный лунный цикл совпадает с женским менструальным циклом, который обычно составляет 28 дней.
Женская беременность длится, как известно, около 280 дней (ровно на середину этого срока приходится первое движение ребёнка во чреве матери). Здесь следует обратить внимание на одинаковый календарный срок беременности у женщин и у самок диких быков - 10 лунных месяцев. Таким образом естественно выстраивается символическая связь между женщиной, Луной и быком.
В эпоху матриархата символом ночного светила являлся "рогатый" бык, а сама Луна рассматривалась как семянохранилище. Луна, как "мёртвое" светило, представлялась обиталищем духов мёртвых. Духи умерших - это семена будущих жизней; поэтому небесный Бык являлся осеменителем женщин. В авестийском языке есть даже специальный эпитет для месяца - "содержащий семя для коров" (Соколов С. Н. "Язык Авесты". - Л., 1964. С.247). Корова же являлась аллегорией женского начала (не сохранилась ли эта аллегория до нашего времени в русском слэнге, где "тёлка" - девушка?). Санскритское слово "Go", сохранившееся в русском слове "говядина", означало одновременно и "корова", и "земля". Таким обазом, Бык-Месяц и Корова-Земля воспринимались в древности как пара "мужчина-женщина".
Перед новолунием Луна в течение трёх ночей остаётся невидимой; в древности считалось, что в этот период Рогатый нисходит на землю для осеменения женщин. Бык воспринимался как Небесный Жених, жаждущий встречи с девственницами. Такая мистическая встреча могла состояться во время менструации, когда вместе с менструальной кровью из девушки выходила душа ("душа - в крови", по верованию древних людей). Именно в этот момент ею могли овладеть потусторонние силы; "рогатый" Жених мог "войти" в неё и "осеменить" её новой жизнью духа.
Небесный Жених спускался на три ночи на землю, а девушки ожидали его прихода в тишине одиночества подземных пещер или лесных хижин. Эта древнейшая традиция сохранилась до нашего времени. У некоторых "примитивных" народов девушки с появлением первых признаков созревания изолируются не только от соплеменников, но и от солнца. Старые опытные женщины утверждают, что девушку "одолела
мощная сила... Если не удержать её в узде, она разрушит не только саму девушку, но и всех вокруг". Данное табу относится к таинственной энергии, этически нейтральной, но способной при определённых обстоятельствах оказаться разрушительной.
В подтверждение этого можно сослаться на такого серьёзного автора, как Эллис, который приводит свидетельства самих девушек, утверждавших, что во время менструации они ощущают себя словно "электрически заряженными". Действительно, в период месячных психика женщины более чувствительна и более раздражительна, чем в остальное время. Замечено также обострение нервно-психических заболеваний именно в этот период. Некоторые женщины буквально беснуются в эти дни, нигде не находят себе места и могут даже совершить преступление в состоянии "помрачения" (большинство тяжких преступлений, совершённых женщинами, по времени совпадает с менструальным циклом, который, в свою очередь, совпадает с лунным циклом).
Менструация, будучи специфически-женским таинством, приобретает негативный аспект в рамках патриархальной культуры. Эта "мощная сила" становится разрушительной для общества и самой женщины, когда она забывает о своём религиозном призвании и не отвечает на зов духов. Нечто подобное мы встречаем в практике шаманов. Если "избранник духов" пытается уклониться от зова духов Матери-Земли, то он начинает демонстрировать опасное и угрожающее жизни поведение: у якутов случается, что молодой человек беспричинно впадает в ярость и легко теряет сознание, прячется в тайге, питается корнями деревьев, бросается в воду и огонь, ранит себя ножом. Результатом этого могут быть недели, месяцы и даже годы непредсказуемого хаоса, нарушающего покой самого избранника, его семьи и всего племени.
Особенно разрушительна эта сила при её соприкосновении с сакрально-мужским, о чём имеются многочисленные свидетельства из истории религий. Так, в законах Ману говорится, что "мудрость, крепость, сила, мощь и жизненная энергия мужчины при приближении к женщине, у которой происходят месячные,
исчезают полностью". В раввинских кругах причину менструаций видели в связи, которую Ева имела в раю со змием; поэтому соитие с женщиной во время менструации у древних евреев каралось смертью; зороастризм также считал это грехом, которому нет прощения. Аналогичные убеждения мы встречаем у северо-американских индейцев, полагающих, что "одно прикосновение женщины в этом состоянии способно ослабить мощь даже святого человека". В древнем Риме девственницы-весталки прекращали своё служение на опасное время; в Мидии, Бактрии и Персии в это время женщины не должны были приближаться к святыням, в частности, к огню. У православных христиан женщинам на это время запрещается приступать к причастию и прикладываться к иконам.
По отношению к христианским таинствам менструация находится в таком же враждебно-непримиримом отношении, как иудейское
обрезание. Если христианские таинства сверхпубличны, совершаются на глазах у всех, то менструация, наоборот, - сверхприватна, подразумевает уединение,
дни покоя (и здесь органическая связь с иудейскими субботами, трансцендентным временем внутри времени профанного). И так же, как обрезание есть "штанд-пункт" иудаизма (а Библия по отношению к обрезанию есть только
словесный комментарий), - менструация в эпоху матриархата являлась глубинной основой женского мистицизма и религиозности.
Древнее менструальное табу давало благоприятную возможность для ухода женщины в свой внутренний мир. Ограничения в питании, холод и особенно уединение делали женщину открытой и восприимчивой к сигналам, исходящим из сферы Бессознательного. Мари-Луиза фон Франц, психоаналитик из Цюриха, долгое время работавшая с Юнгом, замечает в своей работе "Тень и зло в сказках", что "одиночество вызывает силы Потустороннего, как добрые, так и злые. Естественным объяснением этому может быть то, что количество энергии, обычно используемое человеком в отношении к своему окружению, возвращается назад и активизирует бессознательное; и здесь вы оказываетесь в мощном потоке, несущем вас к лучшему или худшему; либо дьявол овладеет вами, либо вы обретёте глубокую внутреннюю реализацию".
Основная цель уединения - отвлечь внимание от предметов внешнего мира и сосредоточиться на приёме духовных видений и откровений, приводящих к трансформации сознания и прорыву в Потусторонний мир. Надо сказать, что все традиционные шаманские практики направлены на достижение именно этой цели. Шаманы знают, что самый лучший способ заручится своим духом-хранителем - это продолжительное бдение в укромном и пустынном месте. Подавление чувственного восприятия и привычных физиологических процессов (еда, сон, секс, общение, движение) являются самым действенным методом настраивания души и тела на трансперсональное. Тот, кто хочет установить контакт с Потусторонним, должен сначала выключить все те механизмы, которые поддерживают стабильность собственного "я", зафиксированного на предметах и процессах внешнего мира. Такими средствами являются: одиночество, монотонность, сужение области концентрации внимания в процессе постоянной молитвы или мантры, отчего повседневная реальность уходит, растворяется и заменяется паралогической внутренней реальностью духа.
Целью шаманской практики является
накопление магических сил, но сам этот процесс происходит только тогда, когда будущий шаман пребывает в одиночестве, в темноте и в посте. Все эти условия и создаёт менструальное табу. Психоаналитики утверждают, что источником женского преимущества над мужчинами в сфере магии и колдовства является именно менструация.
Теперь становится понятным тот факт, что в глубокой древности жреческие функции принадлежали преимущественно женщинам. Не проститутка, а жрица (ведунья) - вот древнейшая "профессия" женщины. Шаманок и жриц знают самые архаические культуры. Первым китайским шаманом-императором был император Шуан (2258 - 2208 гг. до Р. Х.). Ню Йинг и О Хуанг, дочери императора Яо, научили Шуана искусству "летать как птица". Здесь важно отметить то, что до некоторых пор источник магических сил был в женщинах - эту подробность, вместе с несколькими другими, можно считать признаком китайского матриархата. В китайском шаманизме ("ву-изм", как называет его de Groot) женщин "ву" было подавляющее большинство. В Корее шаманы одевали женский наряд, и их было гораздо меньше, чем шаманок. То же и в Японии, причём многие японские шаманки были слепы от рождения. Главенство женщин в религии было у древних германцев, у галлов и многих других арийских народов. Вспомним и то, что важнейший греческий оракул в Дельфах основывался на прорицаниях девушки-пифии. (Первоначально все оракулы принадлежали Матери-Земле, хотя пророчествовала не сама Мать-Земля, но живущие в ней духи.) Многочисленные средневековые легенды о ворожеях и ведьмах есть лишь слабый отголосок тех древних времён, когда ритуал и магия целиком были в руках женщин.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif){kind=small}
Первоначально слово "солнце" в мифологии славян было женского рода. В древнерусских сказаниях говорилось о том, что на Иванов день (24 июня) из своего чертога выезжает на колеснице "Солнца" навстречу своему жениху Месяцу. "Солнца" - это девушка ("красна девица" русских народных сказок); она всегда представлена в образе невесты. (Послушать русские крестьянские песни о солнушке можно на сайте 
Если мы кое-что знаем о посвящениях в первобытных обществах, то только потому, что туземцы дали этнологам некоторую информацию. Положение усугубляется ещё и тем, что современные этнологи имеют дело с тайными обрядами, находящимися на грани исчезновения. И всё же можно составить приблизительное представление о структуре и морфологии этих посвящений.
Хижина посвящения представляет собой аналог материнского лона. Ритуальная «смерть» девушки в этой хижине означает её возвращение в эмбриональное состояние. Это возвращение не чисто физиологического порядка, по существу оно космогоническое. Это не повторение материнской беременности и плотского рождения, но временное возвращение in illo tempore («во время оно»), в до-космический мир, символизируемый ночью и темнотой, за которым следует повторное рождение, тождественное «созданию мира».
норны – у скандинавов, парки – у римлян, мойры – у эллинов [3]. «Ночное» обличие мойр, то, что они – «чада любимые Ночи», роднит их с русской Мокошью: ведь она также является сугубо ночным божеством, прядущим исключительно по ночам. Прядение судьбы, с одной стороны, и, с другой – ночная работа, женская работа, которая должна выполняться втайне, почти скрыто, вдали от света солнца – здесь мы можем видеть оккультное соответствие между двумя порядками мистической реальности. Так, скажем, историю «сплетают», какой-то инцидент «распутывают», а небылицы «плетут». Мы «улавливаем нить» какой-то истории и следуем за ней, как бы «пристёгивая» к ней объяснение. Ложь у нас целиком «скроена» из чего-то, «шита белыми нитками», реальность «распускается» нескончаемой золотой тесьмой… Эта словарная общность и отражает древнюю связь между искусством прядения и (пред)определением судьбы. В старых германских языках одно из слов, обозначающих «судьбу» (древнегерм. wurt, старонорв. urdhr, англосакс. wyrd) происходит от индоевропейского глагола uert, «вращать», «оборачивать»; отсюда древнегерманские слова wirt, wirte, «веретено», «прялка», голландское worwelen, «вращать». Обратим внимание и на то, что славянский корень «вертеть(ся)» родственен древнегерманскому «wirst» («становиться»), откуда немецкое «Werden», «становление».
